ЖАВОРОНОК
Сценарий спектакля Театра-студии на Юго-Западе
[по пьесе Жана Ануя «Жаворонок» (1953 г.) в переводе с французского Н.Жарковой]
Звучит музыкальная тема Жаворонка.
На сцену выходят Варвик и Кошон,
за ними появляются члены Трибунала.
Инквизитор непрерывно перебирает в руках четки.
Варвик. Я призвал вас, святой отец, чтобы сообщить вам, что его Величество король Англии намерен передать в руки святой инквизиции некую женщину, которую французы именуют девой Жанной. Её взяли в плен около Компьена в пределах вашей епархии. Признаюсь, гнев моих солдат был столь велик, что её чуть не растерзали на месте без суда и следствия. Мы с трудом этому воспрепятствовали. Было бы преступлением позволить колдунье избегнуть правосудия. Вы согласны?
Кошон. В высшей степени, ваша светлость. Зло всегда должно быть наказано, и наказано по закону.
Варвик. Только по закону. И тогда все увидят, каким путём взошёл на престол этот самозванец Карл. Суд! Только суд! И возглавите его вы, святой отец. Во имя блага короля и матери нашей — святой католической церкви.
Кошон. Но это большая честь, ваша светлость...
Варвик. И вы её достойны. Вы — француз. Лучшего председателя суда мы и не желаем.
Кошон. Но это большая ответственность, согласитесь. Грех этой несчастной — тяжкий грех...
Варвик. Согласен.
Кошон. И, доказав его, суд вынужден будет жестоко покарать виновную и послать её на костёр...
Варвик. Именно.
Кошон. Поэтому я должен подумать.
Варвик. Вас что-то смущает?
Кошон. Я должен подумать. У этой несчастной было много сторонников. Пойдут смуты.
Варвик. Вы что же, сомневаетесь в её виновности?
Кошон. Нисколько, ваша светлость, она виновата, но именно это меня и смущает.
Варвик. Почему?
Кошон. Моё мнение не должно повлиять на правосудие. Суд сам должен во всём разобраться и установить истину.
Варвик. Не смею возражать. Безвинная жертва нам не нужна. Колдунья сама должна нам покаяться в своих грехах, и тогда мы сможем объявить, что правосудие свершилось.
Я уполномочен сообщить вам, святой отец, что его величество король Англии назначил вам денежное вспомоществование в 1000 ливров.
Музыка. Переход.
Говор толпы. Появляется Варвик.
Варвик. Ха-ха-ха. Ну что, все собрались?
Говор.
Инквизитор. Кажется... (Говор прекратился) Кажется, нет брата Ладвеню?
Варвик. А где же он?
Ладвеню. Я... здесь.
Варвик. Ну что ж, чудесно. Значит, все. Тогда приступим к нашему суду. Чем быстрее её осудят и сожгут, тем лучше. Для всех лучше. (Пауза) Приступим. (Хотел уйти. Общее движение.)
Ладвеню. Ваша светлость... (Движение остановилось) Ваша светлость. Прежде, чем её осудят и сожгут, прежде ей надо СЫГРАТЬ всю её историю. Домреми, голоса, Вокулёр...
Говор, в котором слышны фразы:
— Ну разумеется, она имеет право высказаться в любой форме...
— В конце концов, было бы интересно посмотреть, как она сыграет всю эту историю...
Варвик. Кому нужен этот маскарад. История для школьников: сверкающие белые доспехи, стяг, кроткая и стойкая дева-воительница! Всё это пригодится для статуй, которые ей воздвигнут позже, исходя из иных политических интересов.
Агнесса (высвечивается на площадке лестницы). Везде эта политика!
Варвик. Да, мадам, политика! И пока что я, граф Варвик, именно я держу в Руанской темнице эту чумазую колдунью. И обошлось это Англии достаточно дорого. (Пауза) И это тоже политика. (Смутившись, опомнившись.) Но так или иначе — дева у меня в руках. Я её осужу, я её и сожгу.
Говор. Небольшое возмущение:
— Эти англичане в своей самонадеянности не знают границ...
— А с другой стороны они правы...
Ладвеню. Ваша светлость, и всё же ей необходимо прежде сыграть всю свою жизнь, всю свою коротенькую жизнь. Этот нестерпимо яркий огонёк потухнет до срока, так что, ваша светлость, ждать вам недолго.
Говор поддержки.
Варвик. Ну хорошо, хорошо. Раз уж вы так настаиваете... Англичанин умеет ждать. Пусть разыгрывает свою историю. (Пошел. Остановился.) Ну я надеюсь, вы не собираетесь инсценировать все эти славные победы Жанны Д'Арк над английской армией. Мне бы это было чрезвычайно неприятно!
Ладвеню. Что вы, ваша светлость, у нас и людей не хватит.
Легкий говор, чей-то смешок.
Варвик. Ну вот и хорошо. Прошу всех занять свои места. Синьор епископ!
Кошон. Да. (Пауза.)
Варвик. Вы можете вступить в полномочия председателя суда.
Судьи рассаживаются на стульях с высокой прямой спинкой, за каждым закреплено его место: у левой стены сидит Кошон, председатель трибунала; рядом с ним помещается брат Ладвеню, секретарь трибунала. В левом углу прямо на досках скорчился Фискал. В правом углу сидит Инквизитор, у правой стены — граф Варвик, представляющий интересы Английской короны.
Пауза.
Инквизитор. Ну раз уж мы решили разыгрывать её историю, давайте начинать.
Варвик. Чем скорее, тем лучше.
Музыка. Входит Жанна.
Кошон. Жанна...
Взгляд Жанны.
Можешь начинать.
Жанна. Можно начинать, откуда я хочу?
Варвик. Да, да, да!
Жанна. (По мере того, как она рассказывает, она возвращается в прошлое.) Тогда я начну с самого начала. С отцовского дома, когда я была ещё совсем маленькая. С того лужка, где я пасла овечек, с той минуты, когда я впервые услышала голоса. Только что отзвонили к вечерне. Я ещё совсем маленькая. Ещё хожу с косичками, ни о чём не думаю. По великой милости божьей, я — чистая и счастливая — живу с матерью, отцом и братьями в маленьком богоспасаемом уголке возле Домреми. А кругом по всему краю мерзкая солдатня жжёт, грабит и насилует. Мой лохматый пёс ткнулся носом в подол моей юбки. Мир, окружающий меня, прекрасен и могуч, и он охраняет меня. (Горько усмехнувшись.) До чего же просто быть счастливой девочкой!.. А потом вдруг словно кто-то тронул меня сзади за плечо. А ведь я знаю, что никто меня не тронул. И голос сказал...
Инквизитор. А кто будет играть голоса?
Жанна (резко бросает через плечо). Ну, конечно, я.
(Снова погружается в прошлое.) Я оглянулась. От дерева, стоящего позади меня, шёл ослепительно яркий свет. Голос был нежный и важный. Незнакомый мне голос. В тот день он сказал только: «Жанна, будь хорошей и умной девочкой. Чаще ходи в церковь». А я и так была хорошей и умной, и часто ходила в церковь. Я ничего не поняла, я сильно перепугалась и бросилась бежать. Вот и всё на первый раз. Дома я ничего не сказала. А потом был второй раз. Отзвонили к мессе. Снова вспыхнул свет. И хотя на небе светило солнце, но этот свет — он был ярче солнца. (В благоговейном экстазе.) На этот раз я его увидела.
Фискал. Кого?
Жанна. Какого-то благородного господина в белом, хорошо отглаженном одеянии. А за плечами у него было два белоснежных крыла. В тот день он не сказал мне, как его звать. Я только потом узнала, что это был монсеньор Михаил-Архангел.
Варвик. Синьор епископ, неужели так необходимо выслушивать всю эту чепуху?
Кошон. Совершенно необходимо, ваша светлость.
Пауза.
Ладвеню. Продолжайте, Жанна.
Жанна (переходя от юной девочки к голосу архангела). Это был монсеньор Михаил-Архангел. «Жанна, иди на подмогу королю Франции. И ты вернёшь ему его державу». «Но, мессир, я только бедная девушка, я не умею ни скакать на коне, ни вести в бой солдат». «Иди к господину де Бодрикуру, начальнику гарнизона в Вокулёре, он даст тебе мужское платье и свезёт тебя к дофину. Покровительницами твоими будут святая Екатерина и святая Маргарита». (В отчаянии.) «Сжальтесь надо мной, мессир, я простая девушка. Я так счастлива. Я в ответе только за своих овечек. Французское королевство мне не по силам. Надо же понимать, что я простая девушка. И вовсе не сильная. А Франция, мессир, слишком тяжела. У короля есть большие военачальники, они сильные, они привычные, и к тому же, проиграв сражение, они спокойно ложатся спать. Скажут, что была слабая артиллерийская подготовка, что им вовремя не подсобили, что валил снег или в лицо бил ветер. А если все солдаты погибли, их просто вычёркивают из списка. А я день и ночь буду думать о тех, кого послала на смерть. Сжальтесь, мессир! Сжальтесь!» (Пауза. Жанна горько усмехается, сразу становясь взрослой.) Как бы не так. Так он тебе и сжалился. Он ушёл и взвалил мне на плечи Францию. А у меня полно дел на ферме, и отец шутить не любит.
Судьи здесь, но их скрывает темнота.
На освещенной сцене родители Жанны.
Большой напольный светильник сейчас обозначает очаг.
Мать Жанны стирает у очага, отец нервно расхаживает.
Отец. Жанна! Жанна, чёрт бы тебя побрал! Где же ты? Эй, мать, куда это запропастилась наша Жанна?
Мать. Она, наверно, в поле.
Отец. Нет её там, я только оттуда. Уже 6 часов. Куда она могла деться? Ну!
Мать. Зря ты так волнуешься, отец. Ну сидит себе, наверно, под древом фей и грезит.
Фискал высвечивается в своем углу.
Родители Жанны остаются на сцене,
но свет на них кажется менее ярким.
Фискал. Дерево фей! Прошу занести в протокол, господа. Первые ростки ворожбы.
Говор. Высвечивается Кошон.
Кошон. По всей Франции, мессир Фискал, насчитывается множество древ фей. По-моему, в наших же собственных интересах следует оставить хоть десяток фей для маленьких девчушек.
Фискал. Но у нас, слава богу, есть святые, и этого хватит.
Кошон. Во взрослом возрасте — безусловно. Но когда они ещё совсем дети... Жанне ведь не было и пятнадцати.
Фискал. В пятнадцать лет девушка уже вполне взрослая. Эти девки уже всё знают.
Говор:
— Ну при чём здесь древо фей...
— Ну...
Кошон. Жанна была наивным и чистым созданием. Вы же сами знаете. На процессе я припомню ей голоса. Но я не прочь закрыть глаза на фей. Пусть девочки верят в них.
Пауза.
И в конце концов, я веду разбирательство.
Свет на судьях гаснет.
Отец. Древо фей! А ты подумала, что она там делает, под древом фей!
Мать. Да разве у неё поймёшь. Уставится в одну точку и сидит, мечтает будто, или ждёт чего-то. Я уже не первый раз такой её вижу.
Отец. Мечтает? Не в первый раз! Да что ж ты молчала! Неужто ты, дура, в твои-то годы веришь девкам, которые мечтают! Просто ждёт кого-то. Да, да, да! Кого-то, а не чего-то! Любовника своего ждёт — вот кого! Мечтает!
Мать. Да нет, папочка, ты же сам знаешь, наша Жанна чиста, как младенец.
Отец. Девки, они все чисты, как младенцы! Вечером подставляют тебе лоб для поцелуя и смотрят на тебя ясными глазами, а наутро ни шиша ты в этих глазах не поймёшь. Ох, видно, нечистый попутал!
Фискал (из темноты). Слово произнесено, мессир! И кем же! Родным отцом.
Отец. Нечистый!
Мать. Откуда ты-то знаешь? Нынче утром Жанна, когда уходила в поле, была чиста. Да и когда ты взял меня у родителей, я тоже была чиста. А какие у меня глаза стали на следующий день?
Отец. Ох!
Мать. Скажи, какие?
Отец. Да такие же, такие же! Не о тебе речь!
Мать. Ага, значит, ты ещё и других девушек знал.
Отец. О, господи!
Мать. А прежде ты мне об этом не рассказывал.
Отец. Как же, стану я тебе рассказывать!
Мать. Как же, станешь...
Отец. Да не о тебе речь и не о других девках, а о нашей Жанне. Ох, видно, нечистый попутал. Сам пойду за ней. И если у неё свидание — обоих уложу на месте.
Мать. Да какое там свидание, ну что ты, в самом деле! Отец!
Гаснет очаг, мать и отец исчезают.
На сцене снова Жанна и судьи.
Жанна (всё ещё в экстазе). Да, у меня состоялось свидание. Но у моего возлюбленного было два белоснежных крыла, прекрасно отутюженное одеяние, и голос у него такой важный, и он всё твердил: «Жанна, Жанна, чего же ты ждёшь? Великая беда грозит французской державе». «Мне страшно, мессир, я только простая бедная девушка. Вы, должно быть, ошибаетесь». «Разве бог ошибается, Жанна?» (Возвращаясь к реальности.) Ну не могла же я ответить: да, мол, ошибается.
Фискал (тянет к ней руки из угла). Тебе следовало бы осенить себя крестным знамением.
Жанна. Я и перекрестилась, и архангел тоже перекрестился, и смотрел мне прямо в глаза, пока звонил колокол.
Фискал. Не строй из себя дурочку. Следовало крикнуть ему: «Убирайся, грязный вонючий дьявол и не смей меня искушать!»
Жанна. Но это же был Михаил Архангел, мессир.
Фискал. Да это же он тебе так сказал, дурёха! А ты и поверила.
Жанна. Конечно. Не мог он быть дьяволом. Ведь он такой красавец.
Фискал. Вот именно дьявол как раз и есть красавец.
Жанна (сконфуженно и насмешливо). Ой, мессир!
Всеобщий ропот.
Кошон. Боюсь, мессир Фискал, что все эти теологические тонкости, которые могут быть предметом диспутов между лицами духовного звания, превосходят понимание этой бедной девочки. Вы только зря её смущаете.
Жанна. Врёшь, каноник, я не такая учёная, как ты, но я знаю, что дьявол безобразный, а всё, что красиво — творение божье.
Фискал. Слишком лёгкое решение вопроса и слишком глупое.
Неужели ты считаешь, что дьявол дурак? Да он в тысячу раз умнее тебя и меня вместе взятых. Если он задумал ввести в искушение душу человеческую, неужели, по-твоему, он явится к тебе в виде кошки с загаженным хвостом! (Опускается на колени, постепенно впадая в транс.) Дьявол выбирает для своих деяний самую прелестную ночь, является в образе молодой обнажённой девушки с упругой грудью, в образе невыносимо прекрасном...
Говор. Смешок.
Кошон (окриком прерывает Фискала). Каноник, вы впадаете в заблуждение. Если Жанна и видела дьявола, то ваш дьявол совсем на него не похож. Прошу вас, давайте не будем валить в одну кучу всех дьяволов. У каждого свой дьявол.
Фискал (встрепенувшись). Простите меня, монсеньор, но существует лишь один дьявол.
Кошон. К тому же вы не на процессе. Допрос будет позже.
Ладвеню. Продолжай, Жанна.
Жанна. Но раз дьявол прекрасен, как же можно узнать, что это дьявол?
Инквизитор. Спроси об этом у своего кюре.
Жанна. Значит, самому нельзя узнать?
Инквизитор. Нет, и потому-то нет спасения вне церкви.
Жанна. Но ведь не всегда же у тебя под рукой кюре. Это только у богатых так, а бедным людям трудно.
Фискал. Всем трудно! избежать вечного проклятия...
Ладвеню. Оставьте её в покое, мессир Фискал. Дайте ей спокойно поговорить с её голосами. Это же самое начало истории. Пока ещё рано её за них упрекать.
Кошон. Продолжай, Жанна.
Жанна. Потом, в другой раз, приходили святая Маргарита и святая Екатерина. Они тоже были красивые, и они тоже...
Фискал (не удержавшись). Они были голые?
Жанна. О, мессир, неужели вы думаете, что господу богу не хватает денег одеть своих святых.
Говор. Смех.
Варвик. Мессир Фискал, ваши вопросы вызывают только смех. Потрудитесь пока не вмешиваться, иначе мы никогда не перейдём к сути дела.
Кошон. А главное, не забывайте, что в этой истории, даже если мы судим Жанну, особенно — если мы её судим, — мы ответственны за душу, живущую в этом хрупком дерзком теле. Подумайте же, в какое смятение вы её повергнете, если внушите ей, что добро и зло — всего лишь вопрос одежды.
Жанна. А наш спаситель на кресте совсем голый.
Кошон. Я только что хотел сказать то же самое, что сказала ты, Жанна, прервав меня. Но не тебе поправлять нашего высокочтимого каноника. Не забывай, кто ты и кто мы. Мы твои пастыри, твои учителя, твои судьи. Остерегись же своей гордыни, Жанна. Если в один прекрасный день дьявол попытается завладеть тобой, он как раз гордыней и воспользуется.
Жанна (напряженно, с вызовом). Я знаю, что я гордая. Но ведь я — Дева господня. И если бы ему не нравилось, что я гордая, разве он послал бы мне своего архангела в сверкающих одеждах. Почему же он тогда обещал, что я сумею убедить всех людей, и ведь я их убедила, таких же учёных, таких же умных, как вы. Почему я получила в дар от моего короля белые доспехи, верный меч! Почему вела этих отважных воинов на поле брани среди картечи! И скакала, не дрогнув, на своём коне. Пусть бы он оставил меня пасти своих овечек, сидеть за прялкой рядом с матерью. Тогда бы я не стала гордой.
Судьи возмущены.
Кошон. Взвешивай свои слова, Жанна. Взвешивай каждую свою мысль. Теперь ты уже обвиняешь своего господа.
Жанна. Боже упаси! Я только говорю, что его воля свершилась. Пусть даже он пожелал послать мне гордыню и осудить меня на вечные муки. Ведь это тоже его право.
Фискал. Чудовищно, чудовищно! Всё, что она говорит, — чудовищно! Как может господь пожелать, чтобы душа была осуждена на вечные муки. (К Инквизитору.) И как вы можете без дрожи слушать её слова, мессир. В этих словах я прозреваю зародыш страшной ереси, которая рано или поздно станет раздирать нашу церковь.
Инквизитор. Мессир Фискал! Жанна, значит, ты уверена, что через тебя господь бог вершит свою волю, и всё, что ты ни сделала, угодно ему? Иными словами, веришь, что находишься в состоянии благодати?
Жанна. Когда, мессир, раньше, когда мои голоса...
Инквизитор. Не увиливай от ответа, Жанна. Веришь, что находишься в состоянии благодати?
Ладвеню. Мессир инквизитор, это роковой вопрос для такой девушки, которая искренне верит, что бог избрал её.
Инквизитор. Я спрашиваю то, что считаю нужным спрашивать. Пусть ответит на мой вопрос. Ты веришь, что находишься в состоянии благодати, Жанна?
Ладвеню. (К Кошону) Синьор епископ, я прошу, чтобы ответ Жанны не был обращён ей во вред. Ведь если она скажет «да», её обвинят в гордыне, если «нет», то в связи с дьяволом.
Кошон. Вопрос задан. Придётся ответить, Жанна.
Ядовитый смех Фискала.
Жанна (отвечает как сквозь сон). Если я нахожусь не в состоянии благодати, то пусть господь бог пожелает ниспослать мне его. Если в состоянии благодати, то пусть бог пожелает его оставить.
Всеобщее оживление, Фискал рычит от досады.
Жанна встряхивает головой, видно, что она растеряна, но и довольна.
Ладвеню. Хороший ответ, Жанна.
Фискал. Ну и что! Дьявол ловок, иначе он не был бы дьяволом. Ему ставились вопросы и потруднее, у него на всё готов ответ.
Говор. Спор.
Варвик. Стоп, стоп, стоп! Всё это, разумеется, весьма интересно. Но ежели мы будем плестись так и дальше, мы никогда до процесса не доберёмся и никогда её не сожжём. Я согласился, чтобы она разыгрывала свою историю, раз это, по вашим словам, так уж необходимо. Но пусть поторопится. И давайте побыстрей перейдём к самому главному. Англии необходимо безотлагательно развенчать этого жалкого ублюдка короля Карла и объявить перед лицом всего христианского мира, что его коронование было просто маскарадом, коль скоро на царство его помазала колдунья, еретичка, авантюристка и... (весомо) полковая шлюха.
Пауза.
Кошон. Ваша светлость, мы судим её только, как еретичку.
Варвик. Знаю, знаю... Но сообщая о процессе армии, я обязан несколько сгустить краски. Запомните, синьор епископ, пропаганда требует упрощений. Важно сказать нечто очень грубое и многократно повторять сказанное — так создаётся истина. Заметьте, я высказываю вам новую идею, но уверен — будущее за ней. А для меня важно одно — превратить вашу Деву в ноль, в ничто, кем бы она ни была на самом деле, а кто она есть в действительности, это в глазах правительства его величества не имеет ровно никакого значения! Не скрою, мне она скорее внушает симпатию, хотя бы тем, что ставит нас в тупик. Кроме того, она прекрасно ездит верхом, что среди женщин редкость... Ну и что? В общем, поторопитесь, пускай доскажет свои жалкие похождения и сожгите её! Чтобы о ней и речи больше не было.
Пауза. Варвик обводит глазами судей, проверяя их реакцию.
Кошон. Если будет на то воля божья, ваша светлость.
Варвик. На чём мы остановились?
Инквизитор. Остановились на том, что отец нашёл её под древом фей.
Варвик. Прекрасно, давайте смотреть.
Высвечивается середина сцены, судьи снова скрываются в темноте.
Жанна стоит на коленях, молитвенно сложив руки.
Вбегает ее отец с мотком пеньковой веревки в руках.
Отец. Жанна! Ага, вот ты где! Что ты здесь делаешь? Говори! Почему торчишь здесь, когда ужин на столе, когда мать совсем от беспокойства извелась?
Жанна. Простите, отец. Я не знала, что уже так поздно.
Отец. А-а-а, не знала, дрянь, что так поздно?! Уже и представление о времени теряешь? Дай-то бог, чтобы кое-чего другого не потеряла, о чём и сказать-то стыдно. Когда я сюда подходил, ты кому-то «до свиданья» крикнула. Вовремя он смылся, скотина! Ну ничего, дождётся ещё своего, бродяга проклятый! А ну отвечай, с кем говорила? Отвечай! А не то изобью, как собаку!
Жанна. Со мной говорил Михаил Архангел...
Отец. (Пинает ее) Получай! Будешь знать, как над отцом смеяться! Значит, ты, шлюха, к Михаилу Архангелу на свидания бегаешь? Нет, чтобы отца с матерью порадовать и пойти под венец с хорошим парнем, которого мы тебе подберём. Ну ничего, воткну я твоему Архангелу вилы в брюхо, а тебя собственными руками утоплю, как похотливую кошку!
Жанна. Я ничего дурного не сделала, отец! Это правда — со мной говорил монсеньор Михаил Архангел.
Отец. А когда ты себе пузо нагуляешь, опозоришь имя отца, родную мать с горя уморишь, так ты и тогда всё на святого духа свалишь? Вот пойду и скажу кюре, что ты не только шлюха, но и богохульница! Пускай он тебя в монастырскую темницу заточит — сгниёшь там на хлебе и воде!
Жанна. Отец, не надо кричать; клянусь господом богом — мне являются Михаил Архангел, и святая Маргарита, и святая Екатерина, и все трое твердят одно и то же!
Отец. Твердят одно и то же! Ну с чего это Михаил Архангел станет с тобой разговаривать, дурёха? Разве он со мной говорит? Если бы ему надо было что-то нам сказать, ясно, он бы ко мне, к отцу семейства обратился. А ведь он даже с нашим кюре не говорит!
Жанна. Отец, я сама не знаю, почему он выбрал меня, но вот уже три года, как они говорят со мной! Духу уже не хватает одной бороться против этих голосов. Я ведь одна, совсем одна, и разве такое бремя мне по силам! Теперь придётся повиноваться!
Отец. Моя дочь слышит голоса! Дальше ехать некуда!
Жанна. Они говорят, что больше ждать нельзя!
Отец. Да кто не может больше ждать, дурёха? Чего они тебе велят делать, твои голоса?
Жанна. Они велят мне идти спасать французскую державу от великой опасности. Ведь правда, что ей грозит великая опасность?
Отец (озадаченно). Э, чёрт, ясно, что наша великая французская держава в большой опасности, того и гляди — погибнет... Но ведь не в первый раз грозит ей гибель, да и не в последний! Ничего, и на этот раз обойдётся! Не суйся ты не в своё дело! Ну что ты можешь сделать? Ничего! Даже мужчины — и те не могут!
Жанна. А мои голоса говорят, что могу!
Отец. Это ты-то можешь? Стало быть, ты поискуснее наших военачальников? Наших знаменитых военачальников! А ведь их то и дело бьют!
Жанна. Да, отец.
Отец. Да, отец! Да, отец! Как с тобой ещё разговаривать — не знаю! Может, и впрямь ты — не шлюха, так ты ещё хуже! Сумасшедшая, вот ты кто! Да что ты можешь сделать, дурья твоя башка?
Жанна. То, что велят мне мои голоса. Пойти к сиру Бодрикуру, попросить у него вооружённый отряд и отправиться в Шинон к дофину, чтобы сказать ему, что он и есть настоящий король, поставить его во главе войска, освободить Орлеан и сбросить англичан в море!
Отец. Ага! Наконец-то правду сказала, мерзкая девка! Вот чего тебе хочется! Стать солдатской подстилкой, стать самой последней!..
Жанна. Нет, отец! Самой первой! Стать самой первой, идти впереди под градом стрел и никогда не оглядываться назад, пока я не спасу Францию! А потом — да свершится воля божья!
Отец. Спасать Францию?! Францию спасать? А кто тем временем наших коров будет пасти? Значит, я тебя растил, ничего не жалея, на всякие жертвы шёл, чтобы ты с солдатами гуляла? Да ещё когда? Когда ты выросла и можешь на ферме помогать? Ну держись, я тебя научу Францию спасать!
Отец опрокидывает Жанну и замахивается на нее веревкой.
Стоп-кадр, свет становится тусклым. Высвечиваются судьи.
Ладвеню. Остановите его, ей же больно!
Кошон. Тут мы бессильны, брат Ладвеню. Не правда ли, ваша светлость, эта сцена не слишком приятна?
Варвик. Но почему же? Мы, англичане, определённо сторонники телесных наказаний для детей... Они формируют характер. Меня самого в детстве чуть не засекли до смерти и, как видите, это только закалило меня.
Свет снова только на середине.
Вбегает мать Жанны.
Отец. Эй, дохлятина, ну что, будешь теперь Францию спасать?
Мать. Отец, отец! Что ты наделал! Господи, неужто убил?
Отец. Пока ещё нет. Но если она ещё хоть раз заикнётся, что уйдёт с солдатами, я её собственными руками в реке утоплю! Так и знай! (Уходит.)
Мать. Жанна, доченька... Господи, как он тебя!
Подсветка судей.
Варвик. Одно только меня удивляет, более того — огорчает: полная несостоятельность нашей разведки в данном деле. Мы должны были с самого начала столковаться с этим типом, с отцом...
Кошон. Нельзя же всего предвидеть...
Варвик. Хорошая разведка обязана всё предвидеть.
Свет на середине.
Жанна (рыдая, прижимается к матери). Мама...
Мать. Ну ничего не поделаешь, терпи, отец ведь... И зря ты с ним споришь, Жанетта!
Жанна. Но надо же, чтобы хоть кто-нибудь меня понял, матушка! Ведь одна я ничего не смогу.
Мать. Ну, ну, не расстраивайся ты так! Разве мужикам что втолкуешь? Не стоит и стараться! Говори просто «да» и помалкивай! Ведь и мне с отцом хитрить приходится, так, чуток, для его же добра. А ты сама виновата, не надо было скрывать от меня, что дружок у тебя появился! Нехорошо от матери секреты иметь. Ну, кто же он, зовут его как? А? Ну хоть из нашей деревни парень-то? Сказала бы. Может, отец и даст согласие. Уговорим его, что это он, мол, сам его выбрал. Знаешь ведь, какие они, мужчины-то: орут, командуют, дерутся, а мы их всё равно за нос водим! Вот выдадим тебя замуж, тогда сама...
Жанна. Да не хочу я замуж, матушка! Святой Михаил Архангел сказал, что я должна уйти из дому, надеть мужское платье, отправиться к нашему сиру Дофину, чтобы спасти Францию.
Мать (в сердцах). Смотри, Жанна! Я к тебе по-доброму! Ты мне глупости молоть не смей, слышишь? И никогда я тебе не позволю одеться мужчиной! Моя дочь в мужском платье! Хотела бы я это видеть!
Жанна. Но, матушка, этого не избежать, раз я должна скакать на коне впереди войска. Это Михаил Архангел мне велел!
Мать. Пусть себе Михаил Архангел велит или не велит, а на лошадь ты в жизни не сядешь! Жанна Д'Арк на коне! Да тебя вся деревня засмеёт!
Жанна. Но если я не сяду на коня, как же я, по-твоему, поведу за собой солдат?
Мать. А к солдатам я тебя в жизни не подпущу, скверная ты девчонка! Да уж по мне легче видеть тебя в гробу! Ишь, что выдумала — уйти с солдатами! Да чем же это я провинила господа бога? За что же он мне такую дочку послал? Значит, тебе хочется меня в гроб загнать? Господи... (Уходит.)
Жанна (переходя от заплаканной девочки к голосу архангела). Но вы же видите, Михаил Архангел, ничего не выйдет, они никогда не поймут... Никто никогда не поймёт, лучше уж мне сразу отказаться! Ведь бог велит быть покорной отцу и матери!
ВПЕРЁД, ЖАННА, НАДО БЫТЬ ПОКОРНОЙ БОГУ!
Ну а если бог прикажет сделать невозможное?
ТОГДА НАДО СПОКОЙНО ПОПЫТАТЬСЯ СДЕЛАТЬ НЕВОЗМОЖНОЕ. НАЧИНАЙ, ЖАННА. БОГ ТРЕБУЕТ ОТ ТЕБЯ ТОЛЬКО ЭТОГО, А ПОТОМ ОН ВОЗНАГРАДИТ ТЕБЯ ЗА ВСЁ. И ЕСЛИ ТЕБЕ ПОКАЖЕТСЯ, БУДТО ОН ТЕБЯ ОСТАВИЛ, ЕСЛИ ВОЗДВИГНЕТ ОН НА ПУТИ ТВОЁМ НЕПРЕОДОЛИМОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ, ТО ЛИШЬ ЗАТЕМ, ДАБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ, ИБО ОН ТЕБЕ ВЕРИТ. НЕ ОТ ВСЕХ ОН ТРЕБУЕТ НЕВОЗМОЖНОЕ. А ОТ ТЕБЯ ТРЕБУЕТ, ИБО ПОЛАГАЕТ ОН, ЧТО НЕТ ДЛЯ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО.
(Очень просто.) Ну что ж, тогда пойду!
Фискал (из темноты). Гордячка!
Жанна (резко). Кто сказал «гордячка»?
ТЫ, ЖАННА. И КОГДА ТЫ НАЧНЁШЬ СВЕРШАТЬ ТО, ЧТО ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ГОСПОДЬ, ВСЕ ЛЮДИ НАЧНУТ ГОВОРИТЬ ТАК!
Тяжко мне будет, мессир!
ДА, ТЯЖКО. ГОСПОДЬ ЗНАЕТ, ЧТО ТЫ СИЛЬНАЯ!
Ну что ж... (Решительно махнув рукой.) Пойду!..
Музыка. Жанна исчезает.
Подсветка судей.
Фискал. Позвольте, ваша светлость...
Варвик. Терпение, мессир Фискал! Ждать вам осталось недолго. Через две сцены мы перейдём к суду и вы сможете заявить свои требования. Синьор епископ, что там у нас идёт дальше?
Кошон. Вокулёр.
Варвик. Чудесно, давайте посмотрим.
На сцене Жанна и Бодрикур.
Бодрикур пытается изобразить гнев, хотя у него это не слишком получается. Жанна — вся в восхищении, она умильно смотрит на него, простирает к нему руки и говорит звенящим от счастья голоском. Она даже не пытается скрыть насмешку — здесь это ни к чему. Чем грубее лесть, тем надежнее.
Бодрикур. Что такое? Чего тебе надо? Чего ты добиваешься, тля этакая? Зачем целых три дня валяла дурочку у ворот замка и потешала мою стражу своими небылицами?
Жанна. Мне хотелось бы получить лошадь, мессир, и мужской костюм. И свиту, чтобы отправиться в Шинон и увидеть там монсеньора дофина.
Бодрикур. А пинка в зад не хочешь?
Жанна (в восторге). Хочу, мессир, да ещё в придачу пару пощёчин — отец давно меня к ним приучил. Лишь бы добыть коня!
Бодрикур. А знаешь, каков я и чего хочу? Девушки из вашей деревни тебе ничего не рассказывали? Когда какая-нибудь из них приходит ко мне с просьбой, чаще всего помиловать её братца или папашу, так вот, если девица миленькая, я всегда велю вынуть его из петли. Сердце-то у меня доброе, отходчивое. А если — мордоворот, тут уж не взыщи: повесят его, голубчика... чтобы другим не повадно было! Но приходят обычно славненькие, как-то уж находят среди родни кого попригожей. Вот почему я по всей округе добрым прослыл. Так что даром ничего не делается. Цену знаешь?
Жанна. Я не понимаю, на что вы намекаете, мессир. Меня послал Михаил Архангел.
Бодрикур. Но-но-но! Ты святых в эти дела не впутывай! Я же не говорил, что ты лошадь не получишь. Старая кобыла за хорошенькую молодую девицу, как торговая сделка, это вполне разумно. Ты — девственница?
Жанна (радостно). Да, мессир!
Бодрикур. Будет тебе конь. У тебя глазки славненькие. (Начинает расстегивать ремень.)
Жанна. Но мне не только лошадь нужна, мессир.
Бодрикур. А ты, я вижу, лакомка! Ну говори, говори дальше, так оно веселее получается. Одни только дураки считают, что их обокрали, если, случаем, они раскошелятся на девицу. А я так люблю, чтобы удовольствие мне подороже обходилось. Тогда хоть воображаешь, что тебя и впрямь разобрало. Понятно, что я имею в виду?
Жанна. Нет, мессир.
Бодрикур. Тем лучше. Терпеть не могу разумниц в постели. А что тебе, кроме коня, ещё надо?
Жанна. Вооружённая свита, мессир, чтобы сопровождать меня в Шинон.
Бодрикур. Слушай меня хорошенько. Я человек добрый. Но не люблю, когда надо мной смеются. Ты меня лучше из терпения не выводи. Я ведь могу велеть тебя высечь за то, что ты силком прорвалась ко мне, и отослать тебя домой ни с чем, если, конечно, не считать синяков на заду. Я же тебе сказал, что люблю, когда мне удовольствие обходится дорого, — тогда меня по-настоящему разбирает, но если заламывают несуразную цену, получается обратное — всякое желание как рукой снимает. А что ты собираешься делать в Шиноне?
Жанна. Увидеть монсеньора дофина.
Бодрикур. Для деревенской девушки у тебя, как я посмотрю, губа не дура! Дофина увидеть!.. А чего ты ждёшь от него?
Жанна. Войска, мессир. Я встану во главе его воинства и освобожу Орлеан.
Бодрикур. (Разочарованно застегивается.) Если ты безумная, это другой разговор. Не желаю я впутываться в грязную историю... Будусс! (Обращаясь к кому-то на лестнице.) Вели-ка, братец, окатить её водой и запри в темницу. А завтра вечером отправишь её обратно к отцу. Только не вздумай бить: не желаю я иметь неприятностей — она безумная.
Жанна. Я охотно пойду в темницу, мессир, но когда меня завтра вечером выпустят, я снова явлюсь к вам. Поэтому лучше выслушайте меня сейчас.
Бодрикур. Ничего не понимаю. Неужели ты меня не боишься?
Жанна. Нет, мессир, ничуть.
Бодрикур. Почему же ты меня не боишься?
(К Будуссу.) Катись отсюда! Нечего тебе здесь слушать!
Почему же ты меня не боишься? Я же на всех страх нагоняю.
Жанна. Потому что, мессир, вы очень добрый...
Бодрикур (польщенно). Добрый... Добрый... Это смотря по обстоятельствам. Цену я тебе назвал.
Жанна. ...а главное, очень умный. Мне ещё придётся убеждать множество людей, дабы выполнить то, что повелели мне мои голоса. И мне очень повезло: первый же человек, к которому я обратилась и от которого, в сущности, всё и зависит, как раз оказался самым умным. (Восхищенно простирает к нему руки.)
Бодрикур (озадачен). Ей-богу, ты странная девушка. Почему ты считаешь, что я очень умный?
Жанна. Потому что вы — красавец!
Бодрикур (растерян, но старается это скрыть). Ба! 20 лет назад, может, так оно и было: я женщинам нравился... Просто стараюсь не одряхлеть, вот и всё. Но странно всё-таки вести такие разговоры с простой пастушкой, которая свалилась вам, как снег на голову. (Вздыхает. Дальше он говорит скорее сам с собой, иногда удивленно взглядывая на свою собеседницу.) В сущности, я здесь мхом зарос. Все мои подчинённые — мужичьё, поговорить не с кем... Но раз уж мы с тобой разболтались, было бы любопытно услышать от тебя, какая, по-твоему, существует связь между умом и красотой. Обычно считается наоборот: чем, говорят, человек красивее, тем глупее.
Жанна. Так считают одни только горбуны да длинноносые. Они не верят, что господь бог, если ему очень уж захочется, может создать нечто совершенное! (Снова простирает руки к Бодрикуру, изображая полное восхищение.)
Бодрикур (сдаваясь). Ну, конечно, если смотреть с этой точки зрения... Но сама посуди: я ведь не урод какой-нибудь...
Жанна (восхищенно подтверждает). Красавец!
Бодрикур. ...но иной раз вот думаю, так ли уж я умён на самом деле.
Жанна. Умён!..
Бодрикур. Нет-нет, не возражай. Бывает и взбредёт в голову такая мысль... Тебе я могу в этом признаться, потому что ты — кто? Ноль!
Жанна. Да!..
Бодрикур. А вот что до моих вояк, то, само собой, я гораздо их умнее.
Жанна. Да!..
Бодрикур. Ничего не поделаешь, ведь я командир. А если от этого принципа отказаться, то и армии никакой не будет.
Жанна. Да!..
Бодрикур. Однако, видишь, с тобой-то я могу говорить открыто, так сказать, снизойти до тебя, тем более что вся необычность создавшегося положения, да и огромное социальное различие — ведь между нами пропасть — придают вполне безобидный характер нашей с тобой непринуждённой болтовне... Однако подчас возникают проблемы выше моих возможностей... К примеру, просят меня решить какой-нибудь вопрос, ну, скажем, тактический, что ли, или административный, и вдруг — хлоп! — и в голове пусто, хоть шаром покати. А почему — и сам не знаю. Туман и туман, ничего ровно не понимаю. Но, заметь, авторитета я не теряю. Держусь. Ну, конечно, приходится криком брать. А в конце концов, глядишь, и вынесешь какое-нибудь решение.
Жанна. Да!..
Бодрикур. Что для командира важнее всего?
Жанна. Ну?..
Бодрикур. Это вынести решение.
Жанна. Да!..
Бодрикур. Любое...
Жанна. Да!..
Бодрикур. ...какое ни на есть. Поначалу вроде страшновато, потом, с годами, с опытом, замечаешь, что всё равно одно на одно получается... что ни решай. Ясно, было бы приятно что-нибудь получше выдумать. Но Вокулёр — глушь, дыра. Так бы мне хотелось хоть разок принять важное решение, ну, предположим, в масштабе края... не подати взымать с неплательщиков и не дезертиров ловить, а что-нибудь этакое, необыкновенное! Чтобы меня там, наверху, заметили. (Жанна пытается что-то сказать. Но Бодрикур возвращается к реальности.) Не пойму, почему это я с тобой, с козявкой, разболтался, и сделать-то ты ничего не можешь, да ещё, глядишь, сумасшедшая...
Жанна (теперь уже не пастушка, а Дева господня). Я-то знаю — почему. Мне голос был. Послушай, Робер...
Бодрикур. С какой стати ты меня по имени называешь?
Жанна. Потому что это имя дал тебе господь бог. Потому что оно твоё. А вот фамилия — так это и твоего брата, и твоего отца. Слушай, Робер, миленький, и не вздумай снова рычать, зря это. Я и есть твоё решение, благодаря которому тебя заметят...
Бодрикур. Что ты мелешь?
Жанна. Слушай, Робер. И первым делом забудь, что я девушка. Это тебя и сбивает с толку... Конечно, господь бог не создал меня уродом, и ты, как и каждый мужчина, просто не хочешь упустить удобный случай. Боишься, что в собственных глазах будешь выглядеть дураком... Ничего, найдёшь себе ещё девочек, поросёнок паршивый, если уж тебе так приспичило грешить... Да и не так уж я тебе нравлюсь. Слушай! Если ты, Робер, хочешь, чтобы я тебе помогла, помоги и ты мне! Всякий раз, когда я буду говорить правду, соглашайся со мной и говори «да», иначе мы с тобой никогда не договоримся. Ну? (Своим напором она почти гипнотизирует Бодрикура, и он повторяет её слова — губами или вслух — помимо собственной воли.)
Бодрикур. Ну нет...
Жанна. Как так — нет?
Бодрикур. То есть — да, да! Что верно, то верно. Не так уж я тебя и хочу... Хотя заметь: ты всё-таки милашка! (Скорее по инерции он пытается приобнять Жанну, но она выскальзывает и приятельски хлопает его по плечу.)
Жанна. Ну и хорошо. Хорошо. Да не расстраивайся ты, мой толстячок Робер. Я на тебя за это не сержусь, напротив. А раз мы с тобой по этому пункту договорились, вообрази, что ты уже дал мне мужской костюм, и мы болтаем с тобой, как два славных парня, спокойно и здраво.
Бодрикур. Ну и что?
Жанна. Так вот, мой толстячок Робер, решение от тебя самого зависит. Что касается твоего блестящего хода, благодаря которому тебя заметят в высших сферах, здесь откладывать нельзя. Учти, что англичане повсюду. Понимаешь, чем это пахнет? А что такое французская армия, тебе и самому известно. Парни-то они славные, а вот духом пали. Вбили себе в голову, что уже ничего поделать нельзя, что англичане всегда будут сильнее. Ты пойми, Робер, война — это не турнир, тут мало играть в полную силу, соблюдая правила чести... Надо выиграть, надо хитрить. Надо, чтобы тут варило. Да ты же умница, всё лучше меня понимаешь.
Бодрикур. Да знаю, знаю без тебя! Я сам всегда так думал. Но взять хотя бы моих офицеров. Им бы только подраться или нажраться! А того, кто думает, никто не собирается употребить для дела! Никто, никто, никто!
Жанна. Никто! А ведь именно тебя, который думает, в один прекрасный день осеняет идея. Гениальная идея, которая может всё спасти.
Бодрикур (в полном помрачении). У меня — идея?
Жанна. Да! Только не гони её прочь. Вот-вот тебя осенит. Ведь твоя голова варит быстро, и сразу все мысли в порядок приходят, и как раз сейчас ты всё рассчитываешь и взвешиваешь. По виду никак не скажешь — это в тебе милее всего — а взвешиваешь. Страшно сказать, но во всей Франции есть только один человек, который всё ясно видит, — и это ты!
Бодрикур. И что же я вижу?
Жанна. Ты видишь, что пора вдохнуть душу в этих людей, дать им что-нибудь совсем простое. А как раз в твоей вотчине оказалась девушка, которой, по её словам, является Михаил Архангел. (Бодрикур досадливо хмыкает.) Знаю, что ты скажешь: я, мол, не верю.
Бодрикур. Да!
Жанна. ...Но ты пока что закрываешь на это глаза. Вот этим-то ты и велик! И вот тут-то тебя осеняет идея, которая в тебе зрела, твоя идея.
Бодрикур. Да!..
Жанна. Ты говоришь себе: раз она сумела убедить меня, почему бы ей не убедить и дофина? В конце концов он такой же человек, как и я, между нами, даже глупее. Ведь что требуется нашей армии, нашим молодцам, думаешь ты. Им требуется знамя, кто-то, чтобы их подстегнуть, доказать им, что с ними бог. И вот тут-то ты сразу становишься велик!
Бодрикур. Ты так думаешь?
Жанна. Конечно. Это я тебе говорю, а потом скажут и другие. Ты себе говоришь: лично я, Бодрикур, не так уж уверен, что она послана богом.
Бодрикур. Ага...
Жанна. Но я притворюсь, что верю.
Бодрикур. <